«На стенах советского Баку нет следов моей жизни! – утверждает художник, – но и на стенах моего Баку нет следов моей жизни, и это плохо!» – горько восклицаeт Джавад, художник-«новопостигатель»... Слова, брошенные в холодную пустоту суровой реальности…
Давно уже нет того, прежнего Баку… Смыто, стерто, сожжено прилагательное «советский», и теперь мы можем говорить о гениальном авангардисте, не переходя на шепот, не убавляя естественного звучания голоса. А следами его жизни и творчества пропитан каждый уголок удивительной квартиры-музея, созданного руками и волей его не менее удивительной спутницы – Любови Мирджавадовой.
Эта квартира не хранит воспоминаний о совместной жизни супругов. Не здесь он творил, любил и мечтал, не здесь они были счастливы в свой медовый месяц, запивая чаем размешанную с вареньем муку и проводя время в бесконечных разговорах. Зато именно здесь наконец-то появилась возможность развесить картины по стенам, избавив их от горькой участи пылиться, будучи нагроможденными друг на друга в углу маленькой каморки. В коридоре под стеклом личные вещи Джавада – стоптанная обувь, одежда. Но в первую очередь взгляд притягивает дверь в стене. Самая настоящая балконная дверь с торчащим из замочной скважины ключом, с приколоченными железными решетками. Сооруженные как спасение от соседской детворы, они стали неким символом – олицетворением отгороженности четы Мирджавадовых от ненавистного смирения перед беспросветной советской действительностью. Стучитесь, и вам откроют.
Много дверей захлопнулось перед ним, некоторые просто не отважились приоткрыть врата перед художником, опасаясь застудить свое теплое благополучие ветром свободолюбия. Но время дотошнее любого перфекциониста – любит расставлять все по местам. И сегодня перед нами отворяются новые двери – «Двери в сокровенное» – бушмены говорят «айтокуа». Любовь Николаевна, она же Рубаба ханым (ее творческий псевдоним), услышав этот магический напев в одном из выпусков «Клуба путешественников», выведет полукругом надпись на испачканной красками двери. Позже она напишет одноименную книгу, и, приподнимая перед нами завесу, пригласит в путешествие в мир Джавада Мирджавадова («воительница от искусства» была награждена французским орденом «Шевалье» за вклад в литературу и изобразительное искусство).
Вдоль стены – фотопортреты из семейного архива, воссоздающие хронологию его жизни. Мальчик, когда-то рисовавший на стенах своего дома и заборах, юноша, воспылавший любовью к музыке Вагнера и пожелавший в годы ВОВ вопреки здравому смыслу услышать «Лоэнгрин» по радио... вот на снимке уже зрелый мужчина – магнетический взгляд неукротимой силы, преодолевая невозмутимую статику фотоснимка, проникает в душу, горячим гейзером бьет в самое сердце. Пылкий нрав, непримиримый темперамент со всей страстью воплотились на полотне, усиленные в десятки раз буйством красок, мифической природой изображенных существ.
1988 год, Центральный Дом Художников, Москва
Персонажи его картин, созданные из фантастического сочетания прекрасного и ужасного, по-восточному эмоциональны и ярки. Демонические божества и божественные демоны не противостоят друг другу, так как рождены из единого Лона и восходят к общему первоисточнику. Сегодня все они собраны здесь, под одной крышей: «Сомнамбула», «Мать и дитя», одно из пяти полотен «Страсть», «Феерия» – будто и вправду жемчужины, добытые художником из морских глубин, куда не дотягивались щупальца смертоносного советского монстра…
Чистый, прозрачный ручей без единой капли притворства, лжи «во спасение», компромисса, ибо путь, выбранный «ратником Солнца», – это «путь жертвенности», «вектор к Абсолюту». Огромные полотна, монументальные образы – гнетущее беспокойство, скрытое за звериным оскалом фантастических существ, ничем не сдерживаемая клокочущая энергия жизни, сострадание и участие к судьбе человеческой, к судьбе человечества… Рассыпанные «ярким серпантином» на полотнах порождения симбиоза несовершенства и благости, греха и высшей святости предлагают ответы на загадки, что «мы ищем в глубинах своего „я“, в глубинах Вселенной».
В мастерской Любови Мирджавадовой разместились «Пир Суфи Хамид», «Битва» (по стилю инспирированная c фризовых росписей Дворца шекинских ханов) – картина с изображением батальной сцены, отражающей события 1918 года... далее «Источник», «Крылья». «Габон» 1986 года – панорама из 6 частей, посвященная Альберту Швейцеру (обладатель Нобелевской премии мира, отдавший себя на служение человечеству и потративший не один год своей жизни на строительство больницы в африканской провинции Габон, автор философского принципа «благоговения перед жизнью» (нем. Ehrfurcht vor dem Leben).
Барельеф «Танры». Арматура, цемент, песок и битум
Швейцер и Насими, по словам Любови ханым, два «кумира», почти обожествляемых художником, два ярких светила… В «Созвездии Козерога» Мирджавадов затрагивает близкую ему тему: 22 декабря, согласно зороастрийскому календарю, из щели созвездия Козерога выплывает солнце. Обилие света на полотне символизирует увеличение долготы дня. У изголовья кровати в спальне – «Беглец», напротив – «Страница» – посвящение Гусейну Джавиду.
Яркое сияние космической бездны, совсем как в сновидении о Сезанне, приснившемся его любимой, освещает путь Мирджавадова, каким-то чудесным образом оберегая от неминуемого. Трудности – на каждом шагу, но он питается соками земли и восстанавливает силы, обмениваясь многозначительными взглядами со снежными горами, смакуя «сладость их изменчивых красок». Его одержимость искусством гипнотизировала и окружающих – как иначе объяснить то, что Джавад станет «воспитанником» Эрмитажа (а не чернорабочим, как значится в некоторых ошибочных источниках) и проникнет «в святая святых» музейных запасников, туда, куда не ступала нога человеческая в сталинское время, когда это было практически невозможно, немыслимо.
Упоенный творчеством Пикассо и Сезанна, он создал свой уникальный синтез, вплетя в него узоры азербайджанских ковров, приправив фольклором, рассказами дедушки Миргасыма и природой абшеронской земли. Того самого Абшерона, на земле которого он родился, который дарил ему вдохновение и который без сожаления поглотил дорогие сердцу художника работы. В те времена, когда «Апшерон» еще писался по старинке через «п», благословенный полуостров был совсем иным – художник назовет его одним из трех чудес, подаренных Богом, поставив в один ряд с женой и живописью.
Да, мы не пришли в дом, где он творил искусство, с огромными букетами роз, способными выразить обуревающие нас чувства, не успели… Но сегодня мы здесь, в обители, которую никогда не согревало дыхание великого художника, но где почти что осязаем «фантом его присутствия»…
Текст: Нигяр Магеррамова
Фото: Санан Алескеров
Материал опубликован в девятом номере.
